Пидорасы & Забор
Название: Божественный ветер
Автор:
Короли
Бета: Короли
Размер: драббл (697 слов)
Пейринг: Мунаката|Суо
Жанр: AU, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: — О чём ты говоришь, Мунаката? Здесь все — мертвецы.
Задание: Тема №1.
Имя Мунакаты произносили шёпотом, с придыханием. На него смотрели восторженно, и в письмах родным писали, что видели его своими глазами или даже говорили с ним. Мунаката был для них легендой — тот, кто участвовал в битве за Филиппины и выжил. (Самолёт оказался неисправен, и два дня Мунакате пришлось провести в открытом море, пока его не подобрали.) Где-то даже было построено святилище, уже носящее его имя.
О Суо Микото, напротив, старались не говорить вовсе. Он красил волосы в ярко-рыжий цвет, на манер иностранцев, и ко всему относился с манерной небрежностью — и почему-то до сих пор оставался на своём месте, хотя были десятки тысяч людей, готовых заменить его. Существование Суо старались игнорировать, и это было легко — не разговаривать с ним, не смотреть в его сторону и отворачиваться, когда он смотрел на тебя.
Не то, чтобы это хоть как-то волновало самого Суо.
Мунаката старался заботится об атмосфере в их не слишком тесном кругу, и чужие правила, если они не были написаны на бумаге и заверены подписью с печатью, он с лёгкостью мог проигнорировать. Он подсел к Суо на обеде — тот лишь мельком глянул на Мунакату и продолжил есть.
— Ты вносишь разлад в коллектив, — Мунаката улыбался, помня, что улыбка располагает к себе даже самых несговорчивых людей.
Суо его проигнорировал.
— Знаешь, когда с тобой пытаются поговорить, нужно что-то ответить. Возможно поэтому у тебя и не складываются отношения с остальными, — или потому, что первого, кто подошёл к Суо, чтобы познакомиться, он спустил с лестницы, и бедняга три дня провёл в лазарете.
— Что тебе от меня нужно, Мунаката? — всё-таки отозвался Суо — и, похоже, он был зол, что его спокойную трапезу так бесцеремонно прервали.
— Хотя бы попытайся вести себя дружелюбнее, Суо, — посоветовал Мунаката, — тебе нужны друзья.
Суо резко вскинулся — кажется, слова Мунакаты задели что-то внутри него. Но уже через секунду он снова был расслаблен и умиротворён — Мунаката не сомневался, что это показное.
— О чём ты говоришь, Мунаката? Здесь все — мертвецы. — Он встал и, не спеша, ушёл.
Мунаката ещё долго сидел на одном месте, обдумывая то, что увидел: в глазах у Суо была выжженная пустошь.
— Мы специальный ударный отряд «Божественный ветер», — Мунаката никогда не сдавался так просто, поэтому вечером, за ужином, он снова подсел к Суо, продолжая их разговор, — нам дали крылья, и наша задача — вызвать тайфун.
Суо хмыкнул и криво усмехнулся:
— Далеко не все здесь из-за патриотических чувств.
— Верно. Некоторые просто хотят умереть, — и по выражению лица Суо Мунаката понял, что не ошибся.
О причинах Мунаката спросил только через несколько дней:
— Так из-за чего ты так жаждешь смерти?
Суо мог бы послать его к чёрту или ударить — он не был похож на того, кто готов раскрыть свои тайны первому встречному. Но он ответил:
— Бомбардировка в Токио. Огненный смерч уничтожил мой дом — там были все, кроме меня.
— Значит, это месть, — если собрался умирать, то забери с собой сотни и тысячи врагов.
Мунаката не мог сказать, что не одобряет такое решение.
Битва на Окинаве шла уже месяц, а их отряд усердно готовился к возможному вылету. Все были на взводе и рвались в бой, но приказа не поступало.
— Как дела? — спросил Мунаката у Суо, потому что спрашивать больше было не о чем. Разговоры о прошлом давно исчерпали себя, а будущего у них не было.
— Не волнуйся, Мунаката, я знаю всё, что нужно. Как взлететь. Как сесть. И как умереть.
Да, подумал Мунаката, действительно всё, что нужно.
Приказ всё-таки пришёл, и они с Суо напоследок выпили по чашечке саке, а затем пошли к самолётам.
— Мы ведь так и не пришли к согласию, — небо было чистым и ясным. В самый раз для последнего полёта.
— В чём? — видимо, они спорили слишком много, чтобы Суо сразу понял, о чём речь.
— Смерть за родину или смерть ради мести, — напомнил ему Мунаката.
— Разве мы спорили? Ты был при своём мнении, я при своём.
Мунаката уже мог рассмотреть лепестки сакуры на фюзеляже — было жаль оставлять позади вопросы без ответа.
— Так и оставим?
Суо хрипло рассмеялся:
— Ты же не хочешь начать читать мне лекцию прямо сейчас? Забей, Мунаката. Сейчас не до того.
Действительно. Сейчас им нужно сесть в самолёты и лететь на Окинаву.
— И всё-таки мы пока ещё не мертвецы, — сказал напоследок Мунаката.
— Пока, — легко согласился Суо.
Но они сядут за рули самолётов, нагруженных двумястами тоннами взрывчатки, и взлетят. А дальше только одна дорога — вниз, в огненную бездну.
Автор:
КоролиБета:
КоролиРазмер: драббл (697 слов)
Пейринг: Мунаката|Суо
Жанр: AU, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: — О чём ты говоришь, Мунаката? Здесь все — мертвецы.
Задание: Тема №1.
Имя Мунакаты произносили шёпотом, с придыханием. На него смотрели восторженно, и в письмах родным писали, что видели его своими глазами или даже говорили с ним. Мунаката был для них легендой — тот, кто участвовал в битве за Филиппины и выжил. (Самолёт оказался неисправен, и два дня Мунакате пришлось провести в открытом море, пока его не подобрали.) Где-то даже было построено святилище, уже носящее его имя.
О Суо Микото, напротив, старались не говорить вовсе. Он красил волосы в ярко-рыжий цвет, на манер иностранцев, и ко всему относился с манерной небрежностью — и почему-то до сих пор оставался на своём месте, хотя были десятки тысяч людей, готовых заменить его. Существование Суо старались игнорировать, и это было легко — не разговаривать с ним, не смотреть в его сторону и отворачиваться, когда он смотрел на тебя.
Не то, чтобы это хоть как-то волновало самого Суо.
Мунаката старался заботится об атмосфере в их не слишком тесном кругу, и чужие правила, если они не были написаны на бумаге и заверены подписью с печатью, он с лёгкостью мог проигнорировать. Он подсел к Суо на обеде — тот лишь мельком глянул на Мунакату и продолжил есть.
— Ты вносишь разлад в коллектив, — Мунаката улыбался, помня, что улыбка располагает к себе даже самых несговорчивых людей.
Суо его проигнорировал.
— Знаешь, когда с тобой пытаются поговорить, нужно что-то ответить. Возможно поэтому у тебя и не складываются отношения с остальными, — или потому, что первого, кто подошёл к Суо, чтобы познакомиться, он спустил с лестницы, и бедняга три дня провёл в лазарете.
— Что тебе от меня нужно, Мунаката? — всё-таки отозвался Суо — и, похоже, он был зол, что его спокойную трапезу так бесцеремонно прервали.
— Хотя бы попытайся вести себя дружелюбнее, Суо, — посоветовал Мунаката, — тебе нужны друзья.
Суо резко вскинулся — кажется, слова Мунакаты задели что-то внутри него. Но уже через секунду он снова был расслаблен и умиротворён — Мунаката не сомневался, что это показное.
— О чём ты говоришь, Мунаката? Здесь все — мертвецы. — Он встал и, не спеша, ушёл.
Мунаката ещё долго сидел на одном месте, обдумывая то, что увидел: в глазах у Суо была выжженная пустошь.
— Мы специальный ударный отряд «Божественный ветер», — Мунаката никогда не сдавался так просто, поэтому вечером, за ужином, он снова подсел к Суо, продолжая их разговор, — нам дали крылья, и наша задача — вызвать тайфун.
Суо хмыкнул и криво усмехнулся:
— Далеко не все здесь из-за патриотических чувств.
— Верно. Некоторые просто хотят умереть, — и по выражению лица Суо Мунаката понял, что не ошибся.
О причинах Мунаката спросил только через несколько дней:
— Так из-за чего ты так жаждешь смерти?
Суо мог бы послать его к чёрту или ударить — он не был похож на того, кто готов раскрыть свои тайны первому встречному. Но он ответил:
— Бомбардировка в Токио. Огненный смерч уничтожил мой дом — там были все, кроме меня.
— Значит, это месть, — если собрался умирать, то забери с собой сотни и тысячи врагов.
Мунаката не мог сказать, что не одобряет такое решение.
Битва на Окинаве шла уже месяц, а их отряд усердно готовился к возможному вылету. Все были на взводе и рвались в бой, но приказа не поступало.
— Как дела? — спросил Мунаката у Суо, потому что спрашивать больше было не о чем. Разговоры о прошлом давно исчерпали себя, а будущего у них не было.
— Не волнуйся, Мунаката, я знаю всё, что нужно. Как взлететь. Как сесть. И как умереть.
Да, подумал Мунаката, действительно всё, что нужно.
Приказ всё-таки пришёл, и они с Суо напоследок выпили по чашечке саке, а затем пошли к самолётам.
— Мы ведь так и не пришли к согласию, — небо было чистым и ясным. В самый раз для последнего полёта.
— В чём? — видимо, они спорили слишком много, чтобы Суо сразу понял, о чём речь.
— Смерть за родину или смерть ради мести, — напомнил ему Мунаката.
— Разве мы спорили? Ты был при своём мнении, я при своём.
Мунаката уже мог рассмотреть лепестки сакуры на фюзеляже — было жаль оставлять позади вопросы без ответа.
— Так и оставим?
Суо хрипло рассмеялся:
— Ты же не хочешь начать читать мне лекцию прямо сейчас? Забей, Мунаката. Сейчас не до того.
Действительно. Сейчас им нужно сесть в самолёты и лететь на Окинаву.
— И всё-таки мы пока ещё не мертвецы, — сказал напоследок Мунаката.
— Пока, — легко согласился Суо.
Но они сядут за рули самолётов, нагруженных двумястами тоннами взрывчатки, и взлетят. А дальше только одна дорога — вниз, в огненную бездну.
+
Название: Чистые помыслы
Автор: Короли
Бета: Короли
Размер: мини (4100 слов)
Пейринг: Мунаката/ОЖП, Мунаката/ОМП, Мунаката/Суо
Жанр: исторический фарс с элементами недопорно
Рейтинг: PG-15
Краткое содержание: Даже в смутное время найдется тот, кто помнит о долге и чести.
Предупреждения: ООС - lvl80, !пафос, сомнительная историческая достоверность
Задание: Тема №1. Исторические эпохи - средневековая Япония.
Фонарь не слишком хорошо освещал ступени, к тому же, чем ближе к вершине, тем больше ветер грозил его задуть. Мунаката думал, что это очень странно, что дорога в храм одной из самых почитаемых богинь находится в таком запустении. Широкие ступени обтесались до такой степени, что походили на бесформенные валуны, поросшие мхом, заросли по краям совершенно одичали, и тут, и там перегораживали тропу. Столица определенно переживала не лучшие времена — местные вельможи заботились только о борьбе за власть и собственной наживе. Может быть, Император, посылая его сюда, понадеялся, что он тут оступится и сломает себе шею? На мокрых от дождя ступеньках это было очень легко сделать.
Мунаката все еще не мог уложить в голове, почему Император так поступил, и как ему, Мунакате, доказать, что богиня Инари его приняла? «Она подаст мне знак», — все, что он сказал. Мунаката не решился задавать дальнейшие вопросы.
Идя на Киото, он себе все представлял иначе. Второй сын небольшого и не слишком знатного самурайского рода, Мунаката Рейши был не из тех, кого можно было запросто поместить в рамки и надеяться, что он послушно примет их форму. Мира, состоящего из нескольких дворов и наделов, которые он должен был охранять, ему было смехотворно мало. Мир, состоящий из одних только приказов недальновидного командира, был явно не для него. Теперь он сам строил мир, окружавший его, и не испытывал угрызений совести за то, что ради этого приходилось иногда разрушать. В конце концов, то, что за ним пошло несколько тысяч воинов, доказывало, что он все делает правильно.
Он изгнал узурпаторов из рода Фудзивара, которые веками паразитировали на императорском дворе, нарекая сегунами своих мальчишек, едва те рождались, не дожидаясь благословения Императора, и умудрялись плести интриги даже внутри собственного рода. Сегуны перестали быть щитом и мечом Императора, а стали в лучшем случае бюрократами, а в действительности — просто бездельниками и транжирами казны. Поднимаясь по служебной лестнице в армии, узнавая о закулисных играх вельмож, он видел все более удручающую картину, его тошнило от того, как лицемерно вели себя генералы и советники, которым приходилось служить, — это должно было прекратиться, и Мунаката точно знал, что и как он должен для этого сделать. И единственный человек, который оказался с ним не согласен, был Император.
Он впервые видел Императора так близко, и это стало для него откровением. Едва взглянув ему в глаза, Мунаката понял, почему ни один сегун, ни один приближенный вельможа, сколь бы тщеславны, жадны и самонадеянны они ни были — а он таких знал немало, — никому из них не приходило в голову захватить абсолютную власть, подняв руку на Императора.
Сын Солнца полностью оправдывал свое имя — когда он посмотрел на Мунакату своими золотистыми глазами с узким, как у кошки, зрачком, ему показалось, что его сунули в кузнечную печь. Рядом с Императором все затапливалось янтарным светом — его желтое кимоно с вышитыми красными журавлями, алый оби, алые волосы, которые чуть выбивались из длинного тугого хвоста.
В Небесной беседке, где Мунаката застал его, было холодно — все двери были раскрыты настежь, но, стоило Императору посмотреть на него, как холодный ветер и проливной дождь остались где-то далеко позади.
Император смотрел спокойно и внимательно, нескольких секунд ему хватило, чтобы отметить взглядом легкие удобные доспехи, предназначенные для долгой дороги и быстрого боя — на них не было крови, шлем с хвостом ласточки, меч, покоившийся в ножнах на коленях своего хозяина.
— Ты принес с собой бурю, — проговорил Император, разглядывая странного воина, не желавшего опускать глаза, — сжег павильон... Мне он не слишком нравился, но его обломками и гарью ты изгадил пруд. Что ты за человек такой?
— Мунаката Рейши из Эдо, — приказав себе обрести голос, произнес Мунаката. Он поклонился, но поклон явно вышел недостаточно продолжительным и недостаточно глубоким.
— Я не спрашивал твоего имени и запоминать его не собираюсь. Сюда раз в две-три луны приходят такие, как ты. Раньше это были Фудзивара, теперь будет кто попало.
Мунаката снова поклонился, хотя извиняться не собирался.
— Если Император назначит меня сегуном, его покой больше никто не потревожит, пока я жив.
Мунаката был готов, что Император будет гневаться или ставить условия, но он совершенно не изменился в лице, разве что чуть повел бровью и, высвободив ладонь из длинного золотого рукава, прикрыл ею зевок.
— ...и говорить они все будут то же самое.
— Когда я изгнал Фудзивару, часть его войска присоединилась ко мне. Сейчас у меня самая большая армия в стране, и они хотят служить Императору. Я пришел сюда не ради себя, и если Императору этого недостаточно, я готов каким угодно образом доказать, что помыслы мои чисты.
И что ему на это ответил Император? «Ступай в храм Инари и вернись с ее благословением». И он пошел, не чувствуя под собой ног, по темным скользким ступеням, ведущим в грозовое небо.
Его раздумья прервал шорох в зарослях. Мунаката поставил фонарь на землю и отошел от него на несколько шагов, скрывшись в тени. Возможно, остался кто-то из людей Фудзивары? Он пристально смотрел туда, откуда послышался шум, и уже заготовил метательный нож, когда услышал слабый голос:
— Есть здесь кто-нибудь?
— Покажись, — приказал Мунаката.
— Не могу. Я не могу двигаться, помогите.
Голос определённо принадлежал женщине и звучал измученно. Мунаката осмотрелся и убедившись, что не чувствует чужого присутствия вокруг, осторожно шагнул в заросли. В слабом отсвете фонаря он разглядел девушку — она сидела на земле у подножья раскидистого клена и цеплялась за его корни. Подойдя ближе, он понял, что она пытается высвободить ногу, попавшую в переплет. Девушка подняла на него заплаканные глаза.
— Помогите, пожалуйста.
На вид ей было лет пятнадцать, подвязанные рукава юкаты открывали худенькие ручки, покрытые царапинами от веток. Судя по тому, как промокли ее волосы и одежда, она была здесь с середины дня, так что Мунаката рассудил, что это не ловушка.
— Не двигайся, — он присел рядом с ней и осмотрел ногу. Корни дерева были жесткими, как камень, и разжать их руками не представлялось возможным, и все же она старалась хоть немного их развести, чтобы они не передавливали ногу.
— Как ты тут оказалась? — спросил он, пробуя приподнять одно из ответвлений.
— Я шла в храм, — всхлипнула девушка, — когда хлынул дождь. Я поскользнулась на ступеньках и упала в заросли. А когда попыталась выбраться, застряла здесь.
— Ясно... — похоже, Император все-таки рассчитывал, что Мунаката сгинет где-нибудь с переломанной шеей. Между тем, коряга не поддавалась, как бы он ни старался.
Видя это, девушка снова начала плакать.
— Пожалуйста, вытащите меня! Я уже не чувствую ноги.
Мунаката молча выпрямился и достал меч.
— Что? Что вы собираетесь?..
Глаза девушки затопил ужас, столь сильный, что она даже не могла кричать.
— Прости, — произнес он, глядя на клинок, и поднес лезвие к ее ноге.
— Нет! — вскрикнула девушка, закрывая лицо руками.
Молниеносным движением Мунаката вонзил клинок меду ее ногой и стволом дерева и всадил его в землю, уперев на рукоять. Ладонью одной руки он придерживал лезвие, другой давил на гарду. Медленно, стараясь не перегнуть металл, он клинком отвел корень дерева. Клен трещал так, словно готов был обвалиться на него целиком.
— Быстрее! — крикнул он опешившей девушке, и та, придя в себя, освободила онемевшую ногу.
Мунаката вытащил клинок и с тревогой его осмотрел.
— Так вы перед ним извинялись? — спросила девушка, когда вновь обрела речь.
— Он не создан работать рычагом и рубить деревья. А ты в самом деле подумала, что я тебе ногу отсеку? — Мунаката убрал меч в ножны и подал девушке руку. Ее все еще трясло от страха перед жутким воином, хвост ласточки на его шлеме сейчас казался ей рогами.
— Ты можешь идти?
Девушка попробовала наступить на ногу, но едва коснувшись ею земли, вскрикнула от боли.
— Ясно. Я иду в храм и скажу там, чтобы за тобой пришли.
— В храме давно никого нет, — помотала головой девушка, — там нет служителей. Прошу вас, помогите мне добраться до дома.
Мунаката поджал губы. У него не было ни времени, ни желания таскаться с раненой девушкой. Нести ее на себе в полной темноте по скользким и шатким ступеням было равносильно попытке убить их обоих. Император велел ему добыть благословение Инари, и он не собирался отклоняться от этого приказа. С другой стороны, бросить ее одну здесь было бы бесчеловечно. Заметив долгий задумчивый взгляд Мунакаты, девушка поежилась и плотнее запахнула промокшую юкату. Теперь, когда страх отступил, на его место пришел стыд.
— Придется тебе пойти со мной. Я должен вознести молитву богине Инари. На обратном пути я отведу тебя домой.
— Пожалуйста, отведите меня сейчас! Мне очень больно, — захныкала девушка.
— Не могу. Придется тебе потерпеть. Вряд ли ты встретишь здесь других путников в такой час, а я тебе помогаю лишь потому, что бросить нуждающегося у подножья храма — крайне дурной знак. Поняла?
Глаза девушки были полны слез, но она молча кивнула.
Мунаката присел рядом, и она протянула руки, чтобы обвить его шею.
— Не так. Забирайся на спину.
Даже в тусклом свете фонаря Мунаката отметил, как ее глаза испугано округлились, а щеки покраснели. Она сжала кулаки, комкая подол юкаты.
— Отвернитесь, — прошептала она.
Мунаката только тихо фыркнул в ответ.
Девушка показалась ему тяжелее, чем была на вид: ее голые ноги обнимали его за талию, а руки впились в его плечи, как если бы нерадивый оруженосец слишком сильно затянул на нем доспех. До храма было уже недалеко, и Мунаката не сомневался, что дойдет, хотя лишняя ноша и была обременительна. Он приказал ей нести фонарь, а сам поддерживал ее под колени, чтобы она не свалилась. Для крестьянки она была слишком изнежена, отметил Мунаката, глядя на ее белые колени и ладошки, ее длинные волосы, растрепавшиеся из прически, щекотали его шею. При этом одета она была довольно просто, даже бедно.
— Меня зовут Марико, — сказала она, наклонившись к его уху.
Мунаката ничего не ответил. Но девушка оказалась настойчива: она начала рассказывать, где живет, кто ее родители, и через слово благодарила его за то, что он ее спас. Мунаката хотел было приструнить ее, но ее голос приятно успокаивал, а что именно она болтает, он не слушал, поглощенный своими мыслями. «Интересно», — с усмешкой думал он, — «зачтется ли мне это перед Инари? И как так вышло, что ее храм пустует?» Мог ли Император не знать об этом и специально его туда отправить, лишь бы отослать с глаз подальше? Или, может быть, это засада? От последней мысли он отмахнулся, как от надоедливой мухи. У Императора не было армии или даже хоть какой-то приличной охраны. Его охраняли люди Фудзивары, которые тут же сбежали, как крысы, стоило им услышать имя Мунакаты Рейши. Печальная участь для правителя, если подумать. Он вспомнил золотые глаза Императора, в которых отражалось лишь равнодушие, и понял, откуда оно. «Ты такой же, как все они». Сыну Солнца, должно быть, было очень одиноко среди одинаковых вельмож, готовых продать и предать его в любой момент.
— О чем вы думаете? — Мунаката очнулся, когда Марико совершенно бесцеремонно заглянула ему в лицо, не скрывая своего любопытства.
— Держи фонарь ровнее да помалкивай.
— Вы только что улыбались. Я видела. О чем вы думали сейчас?
Мунаката видел ее лицо близко-близко: большие темные глаза, почти белая, прозрачная кожа, аккуратный носик и пухлые губы, словно она все время немного дуется. Мунаката мог бы сказать, что она красива.
— Не твое дело, — вежливо, но безапелляционно заявил он, — мы пришли, сейчас я тебя поставлю.
— А я знаю, — игриво сообщила девушка, — вы обо мне думали!
Мунаката от такого заявления опустил ее резче, чем собирался. Марико коротко вскрикнула и, потеряв равновесие, упала. Мунаката рывком поднял ее и усадил на ступеньки храма.
— Сидишь здесь. Тихо, молча. Столько, сколько потребуется, ждешь меня. Поняла?
Он наклонился к ней так, что чувствовал ее дыхание, и для большей убедительности сжал ее плечо. Марико кивнула, снова приняв испуганный вид. Мунаката было подумал, что он переборщил с внушением, но в следующую секунду девушка подалась вперед и поцеловала его, весьма откровенно лизнув в губы. Мунаката опешил от неожиданности, и, пока он не пришел в себя, она взяла его за руку и приложила к своей груди. От нее приятно пахло, ее кожа наощупь была словно шелковая, а поцелуй подействовал на Мунакату так, словно он залпом выпил рисовой водки — в голову ударило, а по всему телу разлилось горючее тепло.
— Да что с тобой? — прошипел он, отталкивая ее, — еще одна такая выходка, и я верну тебя туда, где нашел.
Марико засмеялась и вывернулась так, что юката сползла с ее плеч, обнажив грудь.
Мунаката про себя подумал, уж не одержима ли она, или просто такая девица?
— Не знаю, что ты себе придумала, но я в этом не заинтересован, — процедил он сквозь зубы, и прошел мимо нее к вратам храма. Настрой на молитву был, безусловно, испорчен. Мунаката чертыхнулся про себя — не нужно было отвлекаться от выбранного пути.
— А в чем ты заинтересован? — тонкие руки снова обвились вокруг его шеи. Марико стояла перед ним, совершенно спокойно опираясь на больную ногу. Ее лицо подернулось рябью и начало меняться. «Дух?» Мунаката моментально отскочил и выхватил меч.
— Ну, зачем же так? — проговорила она, смеясь уже не своим голосом. Она вынула гребень из волос и завязала их в низкий хвост, а юкату скинула окончательно. Перед Мунакатой стоял юноша, очень красивый, с такой же белой кожей и затуманенными желанием глазами.
Дело принимало неприятный оборот. Мунаката вспомнил, что Инари служили Кицунэ, которые могли принимать любое обличие. Получается, он спас оборотня? Он сжал руку на гарде, не зная, что еще ждать от духа.
— Оставь меч, я совершенно безоружен, как ты можешь видеть, — смеясь, проговорил юноша, простирая руки в стороны, словно для объятий.
— Уйди с дороги, и я тебя не трону.
— Ох, не могу — Инари не желает тебя видеть. А чтобы ты не сильно расстраивался, я могу тебя развлечь — в качестве награды за настойчивость, ну, и в благодарность за спасение.
Юноша развернулся к нему спиной и не двусмысленно выгнулся, упираясь ладонями во врата храма, позволяя рассмотреть во всей красе свое поджарое тело. Мунакате очень хотелось разрубить надоедливую тварь, но он рассудил, что убийства у ворот ее храма Инари ему точно не простит. Но отчего же она не хотела его видеть?
Он вложил меч в ножны и, поднявшись по ступенькам, подошел к юноше, развернул его к себе. Лицом он был вылитой копией Марико. Впрочем, Мунакате было без разницы. Он зажал его подбородок пальцами и впился в губы властным поцелуем. От неожиданности юноша всхлипнул, когда его впечатали голой спиной в храмовую дверь, а грудь оцарапали щитками доспеха, но довольно скоро начал отвечать на поцелуй, обнимая Мунакату за шею. Он стащил с него шлем и зарылся пальцами в волосы, растрепав их. Его прикосновения и правда были пьянящими — легкие и нежные, они ложились на волосы Мунакаты, на его лицо и шею, как лепестки цветов. Юноша гладил его по волосам, массировал затылок, словно искал там какой-то рычаг, который позволил бы ему отсоединить сознание от его тела. На секунду отстранившись, Мунаката стянул с волос шелковый шнур, позволяя им свободно спадать на спину и плечи. Оборотень расценил это как приглашение и с энтузиазмом запустил в них пальцы, но не стал сопротивляться, когда на него предостерегающе посмотрели и завели руки за голову, одновременно проталкивая колено между его ног.
— Не слишком ты нежен, — усмехнулся он, — что бы мне сделать, чтобы ты был со мной поласковее?
Мунаката не слушал его похабный шепот, хотя его голос и легкие прикосновения к мочке уха пробирали до дрожи в руках.
— Так лучше? — голос вдруг стал более глубоким, а тело под ним — более крепким. Мунаката отстранился и вздрогнул от удивления — перед ним был Император. Именно такой, каким он видел его всего пару часов назад, только совершенно обнаженный. Мунаката понимал, что это просто наваждение, игры злобного и хитрого духа, и все же едва удержался от того, чтобы скользнуть взглядом по его телу. И все же оборотень заметил перемену в лице и понял, что все верно рассчитал. Он потянулся было заключить его в объятия, но почувствовал, что руки не двигаются — дернулся еще раз и изумленно поднял глаза кверху. Его запястья были связаны вокруг одной из петель на дверях тем самым шнуром, который Мунаката так любезно снял с волос.
Заметив его замешательство, Мунаката довольно усмехнулся.
— Охлади свой пыл, — сказал он, похлопав оборотня по щеке, и, невзирая на его протесты, отпер вторую створку ворот и шагнул во внутренний двор храма.
— Не смей! — донесся до него уже женский голос, — Ты же не оставишь меня здесь одну в таком виде! — Мунаката дорисовал в воображении картину обнаженной Марико, извивающейся на привязи, и с улыбкой ответил:
— Именно это я и сделаю.
В храме, как и обещала Марико, царило запустение. Ящик для подношений был пуст, алтарь покрыт пылью. Внутренний двор храма зарос дикой травой, и, пробираясь через нее, Мунаката промок до пояса. У алтаря он поставил фонарь и попробовал зажечь от него благовония, но чаша с ними давно отсырела. Он опустился на колени на холодный дощатый пол и сложил руки в молитвенном жесте.
Мунаката не помнил мантр и молитв, просто обращался к Инари мыслями и душой и надеялся, что она его услышит. Он снова думал об Императоре. О том, что мог бы для него сделать, как хотел бы ему помочь. Из головы никак не шли его слова: «Они будут приходить и говорить то же самое». Он не позволит, во что бы то ни стало, не позволит больше ни одному воину пересечь врата города и тем более, Императорского дворца. Даже если Император не назовет его имя перед всем войском, он будет защищать его и служить ему и народу, пока силы не покинут его. Со временем он поймет это и поверит в него так же, как Мунаката верил в чистоту своих помыслов. Несмотря на то, что он захватил Киото, он не хотел делать Императора своим заложником, как предыдущие самураи, и становиться сегуном-самозванцем. Он хотел получить этот титул от Сына Солнца — лишь тогда это будет иметь для него значение.
Перед глазами как назло возник образ оборотня, принявшего обличие Императора, и Мунаката подумал, что бы он почувствовал, если бы позволил ему поцеловать себя? Мог ли оборотень так же точно передать тело, взгляд и движения Императора, или же под его личиной Мунаката бы почувствовал ласки развязной Кицунэ?
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Это определенно был неподходящий настрой для молитвы.
Вдруг он почувствовал, как тело охватывает неведомый жар и распахнул глаза: чаша с благовониями затрещала, заискрилась и вспыхнула пламенем, так что алые языки лизнули перекрытия под потолком.
Мунакта отпрянул, прикрывая глаза рукой. Следом за чашей один за другим воспламенились светильники в храме, разгоняя мрак и холод ночи.
Когда пламя в чаше потухло и сменилось тонкой струйкой ароматного дыма, из-за алтаря, придерживая полы длинного кимоно, показалась девочка. Ее серебристые волосы были завязаны в высокий узел на затылке, а рукава красного кимоно, расшитого хризантемами, влачились по земле. Она молча приблизилась к остолбеневшему Мунакате и заглянула в его глаза. И хотя никакого внешнего сходства между ней и Императором не было, он отчего-то испытал похожие ощущения — волнение, неуверенность, внутреннюю дрожь, словно она смотрела сквозь его глаза прямо в душу. Не говоря ни слова, она приложила крошечную ладошку к его лбу, и Мунакате показалось, что его клеймят каленым железом.
— Как ты посмел? — прошептала она, прожигая его взглядом. Мунаката отшатнулся, чувствуя, что не в силах терпеть ее прикосновение. Так вот оно как, когда боги гневаются? В том, что перед ним сама Инари, не оставалось сомнений.
— Как ты посмел угрожать Императору? Как ты посмел сжечь Золотой Павильон? Как посмел требовать для себя титул? — Инари говорила тихо, но в ее голосе угрозы было больше, чем в боевом кличе полуторатысячного войска, которое он разбил накануне. Стараясь сохранить лицо, Мунаката поклонился ей, и ответил насколько мог твердо:
— Я пришел не угрожать, а освободить Императора и служить ему, как сегун. Я пришел за твоим благословением, Инари Оками-сама.
Инари выслушала его, но казалось, эти слова ее совершенно не коснулись. Она повела рукой, и вокруг Мунакаты разгорелось пламя, грозя оплавить его доспехи.
— Откажись от своих слов и уходи. Или умрешь, — сказала она, и огонь затрещал, пожирая деревянные доски вокруг него.
Мунаката чувствовал, что ему не выбраться. Тягаться с разгневанным божеством он не мог, и как усмирить ее гнев, не представлял. Он вспомнил лицо Императора — спокойное, беспристрастное. Жаль, что он не смог доказать ему свою преданность, Мунаката был уверен, что смог бы многое для него сделать. Вместо благословения он вызвал гнев Инари и теперь поплатится за это. Как и предрекал Император, теперь через месяц-другой придет кто-то еще и потребует своего места при дворе. Как знать, может быть, найдется достойный?..
— Тогда убей. Я все равно не откажусь от своих слов.
Сквозь языки пламени он увидел, как Инари кивнула и простерла обе руки к огню, и тот послушно откликнулся на призыв хозяйки, поднявшись сплошной стеной, и заключил Мунакату в свои объятия.
«Бессмысленно и нелепо. Но, возможно, оно того стоило?» — успел подумать Мунаката, прежде, чем огонь поцеловал его в глаза.
Пламя погасло так же неожиданно, как разгорелось, оставив после себя запах обгорелого дерева и кожи. Отдышавшись, Мунаката взглянул на Инари — она изменилась в лице и, как ему показалось, улыбнулась. Неужели, передумала? А потом за спиной послышался шорох тяжелого шелка, и через секунду перед глазами мелькнул рукав золотого кимоно.
Император прошел мимо него навстречу Инари и глубоко поклонился, поприветствовав ее.
— Инари Оками-сама.
Богиня подошла к нему и, пока он не выпрямился, обняла его за шею:
— Здравствуй, Микото.
Мунаката наблюдал за ними, как заколдованный. Несмотря на то, что он только что едва избежал гибели, и инстинкты твердили ему убраться подальше, пока была возможность, он не находил в себе сил двинуться. Для него встретить во плоти за один вечер Императора, оборотня и божество было уже слишком — голова гудела, ноги подкашивались, и дышать все еще было больно.
— Что скажешь? — донесся голос Императора. Он обращался к Инари, и Мунаката не хотел слышать, что она ответит.
— Он мне не нравится, — Богиня очень серьезно посмотрела на Императора, — он сжег Золотой Павильон. Он связал мою Кицунэ и бросил ее снаружи храма, он угрожал тебе!
— Знаю, — кивнул Император. Он смотрел прямо на Мунакату, и его глаза поблескивали.
— Но он подходит, — сказала Инари так, словно эти слова ее саму расстраивали. Император выжидающе молчал, желая, чтобы она продолжила: — Ради незнакомой женщины он готов был пожертвовать своим мечом. Он добр глубоко в душе, и знает, что справедливо, он готов следовать твоим приказам, и помыслы его чисты. Он будет верен тебе всегда.
— Неужели? — Император удивленно поднял брови и сложил руки в рукава кимоно. Кажется, такое он слышал от Инари впервые. Богиня подошла к Мунакате, пристально его разглядывая.
— Я вижу здесь тебя. В его сердце, — он коснулась кончиками пальцев доспеха на груди Мунакаты, и он почувствовал, что дышать стало легче.
— Благодарю тебя, — сказал Император и вновь поклонился Инари.
— Приходи чаще, Микото. И вели принести мне сакэ — в этом году будет много риса, — на прощание она улыбнулась, и эта мудрая, спокойная улыбка на детском личике смотрелась столь же странно, сколь прекрасно.
Из храма они шли молча, Мунаката следовал за Императором, рассматривая его со спины. Они были примерно одного роста и возраста, в остальном между ними лежала пропасть. Как Император оказался в храме? Мог ли он предвидеть, что Инари попытается его убить? Или это все изначально было частью его плана?
— Что дальше? — спросил Мунаката, когда они дошли до дворца. Император обернулся и удивленно посмотрел на него. Снова этот обжигающий взгляд коснулся лица Мунакаты, но уже не вызвал в нем такого трепета на грани ужаса, как это было в первый раз.
— Хочешь стать сегуном?
— Я пришел сюда, чтобы доказать, что достоин этого, — ответил Мунаката, стараясь не отводить взгляд.
— Будь по-твоему. Я объявлю об этом завтра — собери свое войско утром перед вторыми воротами.
Мунаката не поверил тому, что услышал. Он прошел полстраны, изгнал из Киото самый влиятельный самурайский клан, узурпировавший власть на протяжении последних десятилетий, а титул в итоге получит за то, что спас оборотня и не поддался на ее искушения. Уму непостижимо.
Будто услышав его мысли, или же прочитав сомнение на лице, Император пояснил:
— Инари не ошибается.
— Она сказала, что я ей не нравлюсь, — напомнил Мунаката. Император усмехнулся в ответ на это замечание:
— Что, самолюбие задето? Если тебя это утешит, мне ты нравишься.
Мунаката почувствовал, как лицо предательски заливается краской. Император улыбался — улыбался ему, или же смеялся над ним, но по-доброму.
Во внутреннем дворе императорских покоев было тихо, ветер продолжал выть где-то снаружи, а сейчас Мунаката только слышал, как колотится в груди, и дыхание сбивается.
Он подошел к Императору ближе, чем следовало бы: ему было очень интересно, не обожжется ли он, дотронувшись до него. Ему необходимо было убедиться, что перед ним живой человек из плоти и крови, или же удостовериться в том, что Император носит в себе частичку Солнца и может сжечь его в любой момент. Он должен был разобраться, что же там, под его белой кожей и за янтарной радужкой глаз, и какие тайны хранят его губы, сложившиеся в насмешливой улыбке.
— А ты безумнее, чем кажешься, — сказал Император, когда Мунаката прервал поцелуй.
— Прошу меня простить, это было излишне, — сказал он, совершенно не вкладывая должного смысла в свои слова. Зато он ответил на свои вопросы — ни один оборотень не смог бы подделать этот поцелуй. Пожалуй, теперь Инари его наверняка сожжет.
Император приподнял его подбородок и поцеловал ответ, глубоко, с чувством, словно расставляя все точки, чтобы у этого странного воина не осталось уже никаких сомнений и вопросов. И от этого поцелуя голова пошла кругом. Это была не прелюдия и не ласка, это был ответ и приказ — однозначный, не терпящий возражений. Тело обрело собственную волю, отличную от голоса разума, и Мунаката не успел опомниться, как подался вперед, но Император мягко отстранил его и взял за руку, переплетая пальцы. Он наклонился к самому его уху, едва касаясь дыханием, и Мунаката получил свой первый приказ:
— Иди со мной, сегун Мунаката Рейши из Эдо, и покажи мне все, что у тебя на сердце.
Автор:
КоролиБета:
КоролиРазмер: мини (4100 слов)
Пейринг: Мунаката/ОЖП, Мунаката/ОМП, Мунаката/Суо
Жанр: исторический фарс с элементами недопорно
Рейтинг: PG-15
Краткое содержание: Даже в смутное время найдется тот, кто помнит о долге и чести.
Предупреждения: ООС - lvl80, !пафос, сомнительная историческая достоверность
Задание: Тема №1. Исторические эпохи - средневековая Япония.
Фонарь не слишком хорошо освещал ступени, к тому же, чем ближе к вершине, тем больше ветер грозил его задуть. Мунаката думал, что это очень странно, что дорога в храм одной из самых почитаемых богинь находится в таком запустении. Широкие ступени обтесались до такой степени, что походили на бесформенные валуны, поросшие мхом, заросли по краям совершенно одичали, и тут, и там перегораживали тропу. Столица определенно переживала не лучшие времена — местные вельможи заботились только о борьбе за власть и собственной наживе. Может быть, Император, посылая его сюда, понадеялся, что он тут оступится и сломает себе шею? На мокрых от дождя ступеньках это было очень легко сделать.
Мунаката все еще не мог уложить в голове, почему Император так поступил, и как ему, Мунакате, доказать, что богиня Инари его приняла? «Она подаст мне знак», — все, что он сказал. Мунаката не решился задавать дальнейшие вопросы.
Идя на Киото, он себе все представлял иначе. Второй сын небольшого и не слишком знатного самурайского рода, Мунаката Рейши был не из тех, кого можно было запросто поместить в рамки и надеяться, что он послушно примет их форму. Мира, состоящего из нескольких дворов и наделов, которые он должен был охранять, ему было смехотворно мало. Мир, состоящий из одних только приказов недальновидного командира, был явно не для него. Теперь он сам строил мир, окружавший его, и не испытывал угрызений совести за то, что ради этого приходилось иногда разрушать. В конце концов, то, что за ним пошло несколько тысяч воинов, доказывало, что он все делает правильно.
Он изгнал узурпаторов из рода Фудзивара, которые веками паразитировали на императорском дворе, нарекая сегунами своих мальчишек, едва те рождались, не дожидаясь благословения Императора, и умудрялись плести интриги даже внутри собственного рода. Сегуны перестали быть щитом и мечом Императора, а стали в лучшем случае бюрократами, а в действительности — просто бездельниками и транжирами казны. Поднимаясь по служебной лестнице в армии, узнавая о закулисных играх вельмож, он видел все более удручающую картину, его тошнило от того, как лицемерно вели себя генералы и советники, которым приходилось служить, — это должно было прекратиться, и Мунаката точно знал, что и как он должен для этого сделать. И единственный человек, который оказался с ним не согласен, был Император.
Он впервые видел Императора так близко, и это стало для него откровением. Едва взглянув ему в глаза, Мунаката понял, почему ни один сегун, ни один приближенный вельможа, сколь бы тщеславны, жадны и самонадеянны они ни были — а он таких знал немало, — никому из них не приходило в голову захватить абсолютную власть, подняв руку на Императора.
Сын Солнца полностью оправдывал свое имя — когда он посмотрел на Мунакату своими золотистыми глазами с узким, как у кошки, зрачком, ему показалось, что его сунули в кузнечную печь. Рядом с Императором все затапливалось янтарным светом — его желтое кимоно с вышитыми красными журавлями, алый оби, алые волосы, которые чуть выбивались из длинного тугого хвоста.
В Небесной беседке, где Мунаката застал его, было холодно — все двери были раскрыты настежь, но, стоило Императору посмотреть на него, как холодный ветер и проливной дождь остались где-то далеко позади.
Император смотрел спокойно и внимательно, нескольких секунд ему хватило, чтобы отметить взглядом легкие удобные доспехи, предназначенные для долгой дороги и быстрого боя — на них не было крови, шлем с хвостом ласточки, меч, покоившийся в ножнах на коленях своего хозяина.
— Ты принес с собой бурю, — проговорил Император, разглядывая странного воина, не желавшего опускать глаза, — сжег павильон... Мне он не слишком нравился, но его обломками и гарью ты изгадил пруд. Что ты за человек такой?
— Мунаката Рейши из Эдо, — приказав себе обрести голос, произнес Мунаката. Он поклонился, но поклон явно вышел недостаточно продолжительным и недостаточно глубоким.
— Я не спрашивал твоего имени и запоминать его не собираюсь. Сюда раз в две-три луны приходят такие, как ты. Раньше это были Фудзивара, теперь будет кто попало.
Мунаката снова поклонился, хотя извиняться не собирался.
— Если Император назначит меня сегуном, его покой больше никто не потревожит, пока я жив.
Мунаката был готов, что Император будет гневаться или ставить условия, но он совершенно не изменился в лице, разве что чуть повел бровью и, высвободив ладонь из длинного золотого рукава, прикрыл ею зевок.
— ...и говорить они все будут то же самое.
— Когда я изгнал Фудзивару, часть его войска присоединилась ко мне. Сейчас у меня самая большая армия в стране, и они хотят служить Императору. Я пришел сюда не ради себя, и если Императору этого недостаточно, я готов каким угодно образом доказать, что помыслы мои чисты.
И что ему на это ответил Император? «Ступай в храм Инари и вернись с ее благословением». И он пошел, не чувствуя под собой ног, по темным скользким ступеням, ведущим в грозовое небо.
Его раздумья прервал шорох в зарослях. Мунаката поставил фонарь на землю и отошел от него на несколько шагов, скрывшись в тени. Возможно, остался кто-то из людей Фудзивары? Он пристально смотрел туда, откуда послышался шум, и уже заготовил метательный нож, когда услышал слабый голос:
— Есть здесь кто-нибудь?
— Покажись, — приказал Мунаката.
— Не могу. Я не могу двигаться, помогите.
Голос определённо принадлежал женщине и звучал измученно. Мунаката осмотрелся и убедившись, что не чувствует чужого присутствия вокруг, осторожно шагнул в заросли. В слабом отсвете фонаря он разглядел девушку — она сидела на земле у подножья раскидистого клена и цеплялась за его корни. Подойдя ближе, он понял, что она пытается высвободить ногу, попавшую в переплет. Девушка подняла на него заплаканные глаза.
— Помогите, пожалуйста.
На вид ей было лет пятнадцать, подвязанные рукава юкаты открывали худенькие ручки, покрытые царапинами от веток. Судя по тому, как промокли ее волосы и одежда, она была здесь с середины дня, так что Мунаката рассудил, что это не ловушка.
— Не двигайся, — он присел рядом с ней и осмотрел ногу. Корни дерева были жесткими, как камень, и разжать их руками не представлялось возможным, и все же она старалась хоть немного их развести, чтобы они не передавливали ногу.
— Как ты тут оказалась? — спросил он, пробуя приподнять одно из ответвлений.
— Я шла в храм, — всхлипнула девушка, — когда хлынул дождь. Я поскользнулась на ступеньках и упала в заросли. А когда попыталась выбраться, застряла здесь.
— Ясно... — похоже, Император все-таки рассчитывал, что Мунаката сгинет где-нибудь с переломанной шеей. Между тем, коряга не поддавалась, как бы он ни старался.
Видя это, девушка снова начала плакать.
— Пожалуйста, вытащите меня! Я уже не чувствую ноги.
Мунаката молча выпрямился и достал меч.
— Что? Что вы собираетесь?..
Глаза девушки затопил ужас, столь сильный, что она даже не могла кричать.
— Прости, — произнес он, глядя на клинок, и поднес лезвие к ее ноге.
— Нет! — вскрикнула девушка, закрывая лицо руками.
Молниеносным движением Мунаката вонзил клинок меду ее ногой и стволом дерева и всадил его в землю, уперев на рукоять. Ладонью одной руки он придерживал лезвие, другой давил на гарду. Медленно, стараясь не перегнуть металл, он клинком отвел корень дерева. Клен трещал так, словно готов был обвалиться на него целиком.
— Быстрее! — крикнул он опешившей девушке, и та, придя в себя, освободила онемевшую ногу.
Мунаката вытащил клинок и с тревогой его осмотрел.
— Так вы перед ним извинялись? — спросила девушка, когда вновь обрела речь.
— Он не создан работать рычагом и рубить деревья. А ты в самом деле подумала, что я тебе ногу отсеку? — Мунаката убрал меч в ножны и подал девушке руку. Ее все еще трясло от страха перед жутким воином, хвост ласточки на его шлеме сейчас казался ей рогами.
— Ты можешь идти?
Девушка попробовала наступить на ногу, но едва коснувшись ею земли, вскрикнула от боли.
— Ясно. Я иду в храм и скажу там, чтобы за тобой пришли.
— В храме давно никого нет, — помотала головой девушка, — там нет служителей. Прошу вас, помогите мне добраться до дома.
Мунаката поджал губы. У него не было ни времени, ни желания таскаться с раненой девушкой. Нести ее на себе в полной темноте по скользким и шатким ступеням было равносильно попытке убить их обоих. Император велел ему добыть благословение Инари, и он не собирался отклоняться от этого приказа. С другой стороны, бросить ее одну здесь было бы бесчеловечно. Заметив долгий задумчивый взгляд Мунакаты, девушка поежилась и плотнее запахнула промокшую юкату. Теперь, когда страх отступил, на его место пришел стыд.
— Придется тебе пойти со мной. Я должен вознести молитву богине Инари. На обратном пути я отведу тебя домой.
— Пожалуйста, отведите меня сейчас! Мне очень больно, — захныкала девушка.
— Не могу. Придется тебе потерпеть. Вряд ли ты встретишь здесь других путников в такой час, а я тебе помогаю лишь потому, что бросить нуждающегося у подножья храма — крайне дурной знак. Поняла?
Глаза девушки были полны слез, но она молча кивнула.
Мунаката присел рядом, и она протянула руки, чтобы обвить его шею.
— Не так. Забирайся на спину.
Даже в тусклом свете фонаря Мунаката отметил, как ее глаза испугано округлились, а щеки покраснели. Она сжала кулаки, комкая подол юкаты.
— Отвернитесь, — прошептала она.
Мунаката только тихо фыркнул в ответ.
Девушка показалась ему тяжелее, чем была на вид: ее голые ноги обнимали его за талию, а руки впились в его плечи, как если бы нерадивый оруженосец слишком сильно затянул на нем доспех. До храма было уже недалеко, и Мунаката не сомневался, что дойдет, хотя лишняя ноша и была обременительна. Он приказал ей нести фонарь, а сам поддерживал ее под колени, чтобы она не свалилась. Для крестьянки она была слишком изнежена, отметил Мунаката, глядя на ее белые колени и ладошки, ее длинные волосы, растрепавшиеся из прически, щекотали его шею. При этом одета она была довольно просто, даже бедно.
— Меня зовут Марико, — сказала она, наклонившись к его уху.
Мунаката ничего не ответил. Но девушка оказалась настойчива: она начала рассказывать, где живет, кто ее родители, и через слово благодарила его за то, что он ее спас. Мунаката хотел было приструнить ее, но ее голос приятно успокаивал, а что именно она болтает, он не слушал, поглощенный своими мыслями. «Интересно», — с усмешкой думал он, — «зачтется ли мне это перед Инари? И как так вышло, что ее храм пустует?» Мог ли Император не знать об этом и специально его туда отправить, лишь бы отослать с глаз подальше? Или, может быть, это засада? От последней мысли он отмахнулся, как от надоедливой мухи. У Императора не было армии или даже хоть какой-то приличной охраны. Его охраняли люди Фудзивары, которые тут же сбежали, как крысы, стоило им услышать имя Мунакаты Рейши. Печальная участь для правителя, если подумать. Он вспомнил золотые глаза Императора, в которых отражалось лишь равнодушие, и понял, откуда оно. «Ты такой же, как все они». Сыну Солнца, должно быть, было очень одиноко среди одинаковых вельмож, готовых продать и предать его в любой момент.
— О чем вы думаете? — Мунаката очнулся, когда Марико совершенно бесцеремонно заглянула ему в лицо, не скрывая своего любопытства.
— Держи фонарь ровнее да помалкивай.
— Вы только что улыбались. Я видела. О чем вы думали сейчас?
Мунаката видел ее лицо близко-близко: большие темные глаза, почти белая, прозрачная кожа, аккуратный носик и пухлые губы, словно она все время немного дуется. Мунаката мог бы сказать, что она красива.
— Не твое дело, — вежливо, но безапелляционно заявил он, — мы пришли, сейчас я тебя поставлю.
— А я знаю, — игриво сообщила девушка, — вы обо мне думали!
Мунаката от такого заявления опустил ее резче, чем собирался. Марико коротко вскрикнула и, потеряв равновесие, упала. Мунаката рывком поднял ее и усадил на ступеньки храма.
— Сидишь здесь. Тихо, молча. Столько, сколько потребуется, ждешь меня. Поняла?
Он наклонился к ней так, что чувствовал ее дыхание, и для большей убедительности сжал ее плечо. Марико кивнула, снова приняв испуганный вид. Мунаката было подумал, что он переборщил с внушением, но в следующую секунду девушка подалась вперед и поцеловала его, весьма откровенно лизнув в губы. Мунаката опешил от неожиданности, и, пока он не пришел в себя, она взяла его за руку и приложила к своей груди. От нее приятно пахло, ее кожа наощупь была словно шелковая, а поцелуй подействовал на Мунакату так, словно он залпом выпил рисовой водки — в голову ударило, а по всему телу разлилось горючее тепло.
— Да что с тобой? — прошипел он, отталкивая ее, — еще одна такая выходка, и я верну тебя туда, где нашел.
Марико засмеялась и вывернулась так, что юката сползла с ее плеч, обнажив грудь.
Мунаката про себя подумал, уж не одержима ли она, или просто такая девица?
— Не знаю, что ты себе придумала, но я в этом не заинтересован, — процедил он сквозь зубы, и прошел мимо нее к вратам храма. Настрой на молитву был, безусловно, испорчен. Мунаката чертыхнулся про себя — не нужно было отвлекаться от выбранного пути.
— А в чем ты заинтересован? — тонкие руки снова обвились вокруг его шеи. Марико стояла перед ним, совершенно спокойно опираясь на больную ногу. Ее лицо подернулось рябью и начало меняться. «Дух?» Мунаката моментально отскочил и выхватил меч.
— Ну, зачем же так? — проговорила она, смеясь уже не своим голосом. Она вынула гребень из волос и завязала их в низкий хвост, а юкату скинула окончательно. Перед Мунакатой стоял юноша, очень красивый, с такой же белой кожей и затуманенными желанием глазами.
Дело принимало неприятный оборот. Мунаката вспомнил, что Инари служили Кицунэ, которые могли принимать любое обличие. Получается, он спас оборотня? Он сжал руку на гарде, не зная, что еще ждать от духа.
— Оставь меч, я совершенно безоружен, как ты можешь видеть, — смеясь, проговорил юноша, простирая руки в стороны, словно для объятий.
— Уйди с дороги, и я тебя не трону.
— Ох, не могу — Инари не желает тебя видеть. А чтобы ты не сильно расстраивался, я могу тебя развлечь — в качестве награды за настойчивость, ну, и в благодарность за спасение.
Юноша развернулся к нему спиной и не двусмысленно выгнулся, упираясь ладонями во врата храма, позволяя рассмотреть во всей красе свое поджарое тело. Мунакате очень хотелось разрубить надоедливую тварь, но он рассудил, что убийства у ворот ее храма Инари ему точно не простит. Но отчего же она не хотела его видеть?
Он вложил меч в ножны и, поднявшись по ступенькам, подошел к юноше, развернул его к себе. Лицом он был вылитой копией Марико. Впрочем, Мунакате было без разницы. Он зажал его подбородок пальцами и впился в губы властным поцелуем. От неожиданности юноша всхлипнул, когда его впечатали голой спиной в храмовую дверь, а грудь оцарапали щитками доспеха, но довольно скоро начал отвечать на поцелуй, обнимая Мунакату за шею. Он стащил с него шлем и зарылся пальцами в волосы, растрепав их. Его прикосновения и правда были пьянящими — легкие и нежные, они ложились на волосы Мунакаты, на его лицо и шею, как лепестки цветов. Юноша гладил его по волосам, массировал затылок, словно искал там какой-то рычаг, который позволил бы ему отсоединить сознание от его тела. На секунду отстранившись, Мунаката стянул с волос шелковый шнур, позволяя им свободно спадать на спину и плечи. Оборотень расценил это как приглашение и с энтузиазмом запустил в них пальцы, но не стал сопротивляться, когда на него предостерегающе посмотрели и завели руки за голову, одновременно проталкивая колено между его ног.
— Не слишком ты нежен, — усмехнулся он, — что бы мне сделать, чтобы ты был со мной поласковее?
Мунаката не слушал его похабный шепот, хотя его голос и легкие прикосновения к мочке уха пробирали до дрожи в руках.
— Так лучше? — голос вдруг стал более глубоким, а тело под ним — более крепким. Мунаката отстранился и вздрогнул от удивления — перед ним был Император. Именно такой, каким он видел его всего пару часов назад, только совершенно обнаженный. Мунаката понимал, что это просто наваждение, игры злобного и хитрого духа, и все же едва удержался от того, чтобы скользнуть взглядом по его телу. И все же оборотень заметил перемену в лице и понял, что все верно рассчитал. Он потянулся было заключить его в объятия, но почувствовал, что руки не двигаются — дернулся еще раз и изумленно поднял глаза кверху. Его запястья были связаны вокруг одной из петель на дверях тем самым шнуром, который Мунаката так любезно снял с волос.
Заметив его замешательство, Мунаката довольно усмехнулся.
— Охлади свой пыл, — сказал он, похлопав оборотня по щеке, и, невзирая на его протесты, отпер вторую створку ворот и шагнул во внутренний двор храма.
— Не смей! — донесся до него уже женский голос, — Ты же не оставишь меня здесь одну в таком виде! — Мунаката дорисовал в воображении картину обнаженной Марико, извивающейся на привязи, и с улыбкой ответил:
— Именно это я и сделаю.
В храме, как и обещала Марико, царило запустение. Ящик для подношений был пуст, алтарь покрыт пылью. Внутренний двор храма зарос дикой травой, и, пробираясь через нее, Мунаката промок до пояса. У алтаря он поставил фонарь и попробовал зажечь от него благовония, но чаша с ними давно отсырела. Он опустился на колени на холодный дощатый пол и сложил руки в молитвенном жесте.
Мунаката не помнил мантр и молитв, просто обращался к Инари мыслями и душой и надеялся, что она его услышит. Он снова думал об Императоре. О том, что мог бы для него сделать, как хотел бы ему помочь. Из головы никак не шли его слова: «Они будут приходить и говорить то же самое». Он не позволит, во что бы то ни стало, не позволит больше ни одному воину пересечь врата города и тем более, Императорского дворца. Даже если Император не назовет его имя перед всем войском, он будет защищать его и служить ему и народу, пока силы не покинут его. Со временем он поймет это и поверит в него так же, как Мунаката верил в чистоту своих помыслов. Несмотря на то, что он захватил Киото, он не хотел делать Императора своим заложником, как предыдущие самураи, и становиться сегуном-самозванцем. Он хотел получить этот титул от Сына Солнца — лишь тогда это будет иметь для него значение.
Перед глазами как назло возник образ оборотня, принявшего обличие Императора, и Мунаката подумал, что бы он почувствовал, если бы позволил ему поцеловать себя? Мог ли оборотень так же точно передать тело, взгляд и движения Императора, или же под его личиной Мунаката бы почувствовал ласки развязной Кицунэ?
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Это определенно был неподходящий настрой для молитвы.
Вдруг он почувствовал, как тело охватывает неведомый жар и распахнул глаза: чаша с благовониями затрещала, заискрилась и вспыхнула пламенем, так что алые языки лизнули перекрытия под потолком.
Мунакта отпрянул, прикрывая глаза рукой. Следом за чашей один за другим воспламенились светильники в храме, разгоняя мрак и холод ночи.
Когда пламя в чаше потухло и сменилось тонкой струйкой ароматного дыма, из-за алтаря, придерживая полы длинного кимоно, показалась девочка. Ее серебристые волосы были завязаны в высокий узел на затылке, а рукава красного кимоно, расшитого хризантемами, влачились по земле. Она молча приблизилась к остолбеневшему Мунакате и заглянула в его глаза. И хотя никакого внешнего сходства между ней и Императором не было, он отчего-то испытал похожие ощущения — волнение, неуверенность, внутреннюю дрожь, словно она смотрела сквозь его глаза прямо в душу. Не говоря ни слова, она приложила крошечную ладошку к его лбу, и Мунакате показалось, что его клеймят каленым железом.
— Как ты посмел? — прошептала она, прожигая его взглядом. Мунаката отшатнулся, чувствуя, что не в силах терпеть ее прикосновение. Так вот оно как, когда боги гневаются? В том, что перед ним сама Инари, не оставалось сомнений.
— Как ты посмел угрожать Императору? Как ты посмел сжечь Золотой Павильон? Как посмел требовать для себя титул? — Инари говорила тихо, но в ее голосе угрозы было больше, чем в боевом кличе полуторатысячного войска, которое он разбил накануне. Стараясь сохранить лицо, Мунаката поклонился ей, и ответил насколько мог твердо:
— Я пришел не угрожать, а освободить Императора и служить ему, как сегун. Я пришел за твоим благословением, Инари Оками-сама.
Инари выслушала его, но казалось, эти слова ее совершенно не коснулись. Она повела рукой, и вокруг Мунакаты разгорелось пламя, грозя оплавить его доспехи.
— Откажись от своих слов и уходи. Или умрешь, — сказала она, и огонь затрещал, пожирая деревянные доски вокруг него.
Мунаката чувствовал, что ему не выбраться. Тягаться с разгневанным божеством он не мог, и как усмирить ее гнев, не представлял. Он вспомнил лицо Императора — спокойное, беспристрастное. Жаль, что он не смог доказать ему свою преданность, Мунаката был уверен, что смог бы многое для него сделать. Вместо благословения он вызвал гнев Инари и теперь поплатится за это. Как и предрекал Император, теперь через месяц-другой придет кто-то еще и потребует своего места при дворе. Как знать, может быть, найдется достойный?..
— Тогда убей. Я все равно не откажусь от своих слов.
Сквозь языки пламени он увидел, как Инари кивнула и простерла обе руки к огню, и тот послушно откликнулся на призыв хозяйки, поднявшись сплошной стеной, и заключил Мунакату в свои объятия.
«Бессмысленно и нелепо. Но, возможно, оно того стоило?» — успел подумать Мунаката, прежде, чем огонь поцеловал его в глаза.
Пламя погасло так же неожиданно, как разгорелось, оставив после себя запах обгорелого дерева и кожи. Отдышавшись, Мунаката взглянул на Инари — она изменилась в лице и, как ему показалось, улыбнулась. Неужели, передумала? А потом за спиной послышался шорох тяжелого шелка, и через секунду перед глазами мелькнул рукав золотого кимоно.
Император прошел мимо него навстречу Инари и глубоко поклонился, поприветствовав ее.
— Инари Оками-сама.
Богиня подошла к нему и, пока он не выпрямился, обняла его за шею:
— Здравствуй, Микото.
Мунаката наблюдал за ними, как заколдованный. Несмотря на то, что он только что едва избежал гибели, и инстинкты твердили ему убраться подальше, пока была возможность, он не находил в себе сил двинуться. Для него встретить во плоти за один вечер Императора, оборотня и божество было уже слишком — голова гудела, ноги подкашивались, и дышать все еще было больно.
— Что скажешь? — донесся голос Императора. Он обращался к Инари, и Мунаката не хотел слышать, что она ответит.
— Он мне не нравится, — Богиня очень серьезно посмотрела на Императора, — он сжег Золотой Павильон. Он связал мою Кицунэ и бросил ее снаружи храма, он угрожал тебе!
— Знаю, — кивнул Император. Он смотрел прямо на Мунакату, и его глаза поблескивали.
— Но он подходит, — сказала Инари так, словно эти слова ее саму расстраивали. Император выжидающе молчал, желая, чтобы она продолжила: — Ради незнакомой женщины он готов был пожертвовать своим мечом. Он добр глубоко в душе, и знает, что справедливо, он готов следовать твоим приказам, и помыслы его чисты. Он будет верен тебе всегда.
— Неужели? — Император удивленно поднял брови и сложил руки в рукава кимоно. Кажется, такое он слышал от Инари впервые. Богиня подошла к Мунакате, пристально его разглядывая.
— Я вижу здесь тебя. В его сердце, — он коснулась кончиками пальцев доспеха на груди Мунакаты, и он почувствовал, что дышать стало легче.
— Благодарю тебя, — сказал Император и вновь поклонился Инари.
— Приходи чаще, Микото. И вели принести мне сакэ — в этом году будет много риса, — на прощание она улыбнулась, и эта мудрая, спокойная улыбка на детском личике смотрелась столь же странно, сколь прекрасно.
Из храма они шли молча, Мунаката следовал за Императором, рассматривая его со спины. Они были примерно одного роста и возраста, в остальном между ними лежала пропасть. Как Император оказался в храме? Мог ли он предвидеть, что Инари попытается его убить? Или это все изначально было частью его плана?
— Что дальше? — спросил Мунаката, когда они дошли до дворца. Император обернулся и удивленно посмотрел на него. Снова этот обжигающий взгляд коснулся лица Мунакаты, но уже не вызвал в нем такого трепета на грани ужаса, как это было в первый раз.
— Хочешь стать сегуном?
— Я пришел сюда, чтобы доказать, что достоин этого, — ответил Мунаката, стараясь не отводить взгляд.
— Будь по-твоему. Я объявлю об этом завтра — собери свое войско утром перед вторыми воротами.
Мунаката не поверил тому, что услышал. Он прошел полстраны, изгнал из Киото самый влиятельный самурайский клан, узурпировавший власть на протяжении последних десятилетий, а титул в итоге получит за то, что спас оборотня и не поддался на ее искушения. Уму непостижимо.
Будто услышав его мысли, или же прочитав сомнение на лице, Император пояснил:
— Инари не ошибается.
— Она сказала, что я ей не нравлюсь, — напомнил Мунаката. Император усмехнулся в ответ на это замечание:
— Что, самолюбие задето? Если тебя это утешит, мне ты нравишься.
Мунаката почувствовал, как лицо предательски заливается краской. Император улыбался — улыбался ему, или же смеялся над ним, но по-доброму.
Во внутреннем дворе императорских покоев было тихо, ветер продолжал выть где-то снаружи, а сейчас Мунаката только слышал, как колотится в груди, и дыхание сбивается.
Он подошел к Императору ближе, чем следовало бы: ему было очень интересно, не обожжется ли он, дотронувшись до него. Ему необходимо было убедиться, что перед ним живой человек из плоти и крови, или же удостовериться в том, что Император носит в себе частичку Солнца и может сжечь его в любой момент. Он должен был разобраться, что же там, под его белой кожей и за янтарной радужкой глаз, и какие тайны хранят его губы, сложившиеся в насмешливой улыбке.
— А ты безумнее, чем кажешься, — сказал Император, когда Мунаката прервал поцелуй.
— Прошу меня простить, это было излишне, — сказал он, совершенно не вкладывая должного смысла в свои слова. Зато он ответил на свои вопросы — ни один оборотень не смог бы подделать этот поцелуй. Пожалуй, теперь Инари его наверняка сожжет.
Император приподнял его подбородок и поцеловал ответ, глубоко, с чувством, словно расставляя все точки, чтобы у этого странного воина не осталось уже никаких сомнений и вопросов. И от этого поцелуя голова пошла кругом. Это была не прелюдия и не ласка, это был ответ и приказ — однозначный, не терпящий возражений. Тело обрело собственную волю, отличную от голоса разума, и Мунаката не успел опомниться, как подался вперед, но Император мягко отстранил его и взял за руку, переплетая пальцы. Он наклонился к самому его уху, едва касаясь дыханием, и Мунаката получил свой первый приказ:
— Иди со мной, сегун Мунаката Рейши из Эдо, и покажи мне все, что у тебя на сердце.
+
@темы: команда: Munakata Reisi x Suoh Mikoto, задание: Спецквест, [ШВ-2015]
-
-
29.05.2015 в 19:13простыночка
-
-
29.05.2015 в 22:48Спасибо!) я очень рада, что получилось рассказать эту историю, и что она понравилась - у нее была непростая судьба, и если бы не волшебная Бета, большой вопрос, что бы с ней было XD.
-
-
30.05.2015 в 15:31Таймлайн действительно очень непростой и я очень переживала, сумею ли его передать. Похоже, получилось
Спасибо вам за такой отзыв
-
-
01.06.2015 в 00:58И вашей бете, и тому, кто вытащил вас из спячки, нужно отсыпать гору печенья, потому что результат - оба! - просто потрясающие
Чистые помыслы вообще зацепили просто невероятно, эта эпоха, такой антураж - оно все для меня безумно кинково, и к тексту хочется возвращаться и перечитывать
Deidy,
У вас очень здорово получилось! Спасибо вам за эту историю!